Дед умер.
Сегодня, в бабушкин день рождения.
Я не знала и не любила его.
Двадцать пять лет назад он ушёл от бабушки к другой женщине, отсудил комнату от квартиры, закатывал дикие скандалы. Бабушка говорит, что его приворожили, и сестра той женщины была первая на всю Карелию ведьма, и я даже не исключаю, что это было так.
Шли годы, мы росли, дед очень иногда и мельком с нами виделся, пару раз сводил нас с мамой в кафе-мороженое (по-моему, это было уже тогда, когда меня в кафе интересовало в основном пиво).
Годы шли и шли. "Молодая" дедова супруга спровадила его в психушку. По большому счастью мы с мамой тогда как раз приехали в город, и мама его оттуда вытащила, полуживого от пневмонии и лекарств, избитого санитарами, худого до невозможного, почти кахексического состояния.
И вот так, чуть ли не четверть века спустя, бабушка и дед снова начали жить вместе. Бабушка ворчала, ругалась, язвила, но вон деда не гнала.
Он любил моих детей, возможно, потому, что не растил внуков. Кобр тоже любил его, и очень расстроился сегодня, когда узнал...
Мне муторно, тяжело и скверно, потому что в уме нашего родства нет, но оно есть в крови.
Он мог быть мне настоящим дедушкой, которого у меня никогда не было. Рассказывать об охоте, показывать, как собирать грибы и как наживлять на крючок червя. Рассказывать армейские байки, давать примерить парадную форму и фуражку, учить, у кого сколько звёзд на погонах. Мог ходить за мной в школу, разнимать наши с братом драки, петь песни, дарить новогодние подарки. Может, нам всем бы легче жилось в чёртовы голодные девяностые, когда родители покупали курицу для нас, а сами ели пустые макароны. Столько "если", столько "бы", и они все вертятся в моей голове, словно потревоженные светом аквариумные рыбы.
Я не знала и не любила его, но хотела знать и любить.