Дни ноября всегда казались ей наиболее мучительными. Вся она была яркая, лёгкая, весёлая, как кленовая листва, и набухшие сырой серостью недели ломали её и душили. Что бы сделать, что бы сделать, чтобысделать, - слова в голове склеивались в один волглый комок. Она задыхалась и ждала выхода из этих ослепших вечеров...
В комнате горела белая лампочка, а снаружи по стеклу деловито барабанил дождь. Впрочем-то, он барабанил по стеклу всегда, медленно замерзая, превращаясь в град, а потом оттаивая снова. Близкое море сопротивлялось зие, дышало обжигающе-солоно, рычало под берегами, словно злобный раненый зверь. Даже белый город, вечная любовь её, становился однозначно серым. Бессолнечным. Бессолым. Мутным и липким от капель бесконечной воды.
Она садилась под своей лампочкой и грелась, по-игуаньи вытягивая шею и прижмуривая глаза. Она ждала писем, и когда письма приходили, со вкусом читала их, с ногами забравшись в кресло. Там было темновато, но уютно, буквы расплывались в глазах, и она тихонько подносила лист бумаги к лицу, чтобы понять, как он пахнет. Бывало, от строчек тянуло жирными чернилами дешёвых авторучек и кафешками fast-food, бывало - тонким запахом краски и одеколона, а иногда - чуть-чуть графитом, это если письма были написаны карандашом. Приходили рисунки, сказки, стихи, засушенные цветы из тех мест, где она никогда не была, обёртки от конфет с написанными пожеланиями удачи. Она старательно прочитывала письма, уча каждую строчку наизусть, а потом выходила на задний двор и разжигала костёр неверными от холода пальцами. Бумага горела легко, и пепел разносился вокруг - недалеко, потому что дождь прибивал его к земле.
"Письма ведь становятся старыми, как только прочитаешь их. А я не люблю старых писем, нет, совсем, - шептала она себе, перебирала пальцами струны старой гитары и начинала мурлыкать:
-Не читайте вы старые письма,
Не будите уснувшую боль,
Как от памяти странно зависим,
А она - умножает на ноль...
А она - искажает пространство
И стирает былые слова,
Подменяя собой постоянство,
Вот она - ни жива, ни мертва.
О, не легче ли клёном осенним
Прогореть в горьковатом дыму
И не помнить ни зла, ни веселья
И не плакать вослед никому?..
И не плакать вослед ни-ко-му", - повторяла она значительно и раздельно. Гитара умолкала. Дни ноября проплывали мимо, как рыбачьи баркасы. Скоро будут новые песни, новое время. Скоро начнётся зима...