зло и гнарь (с)
Лето катится по дороге пустой жестяной банкой, подпрыгивает на ухабах, задорно звенит. Минус июнь, минус первые дни июля. Мне в самом пышном цветении видится снежное поле и унылое небо, я начинаю бояться зимы с мая месяца. Я плавлюсь, плавлюсь, я вплавляюсь, мои пальцы перепачканы соком спелой черешни, сандалии в пыли, плечи в загаре. Мне так хорошо здесь, на вершине лета, оно всё — свет, цвет, краска, запах!..
В жару трудно писать стихи. Строчки похожи на знаменитые текущие часы, и живут явно не по законам евклидовой геометрии. Рифма уползает — колонной муравьёв на сахар, и, видно, мой мёд недостаточно сладок, чтобы приманить их обратно. Наверное, Один тоже не рассчитывал на такую температуру.
Только они и беспокоят — камушком в подошве, остатком срезанного ярлычка в шве.
Если бы не они — тонуть бы не затонуть в голубой бесконечности, прожариваться до костей, облизывать сок с губ.
Но они.
И я знаю, что параллельные прямые перестанут пересекаться лишь тогда, когда градусник покажет похолодание.
В жару трудно писать стихи. Строчки похожи на знаменитые текущие часы, и живут явно не по законам евклидовой геометрии. Рифма уползает — колонной муравьёв на сахар, и, видно, мой мёд недостаточно сладок, чтобы приманить их обратно. Наверное, Один тоже не рассчитывал на такую температуру.
Только они и беспокоят — камушком в подошве, остатком срезанного ярлычка в шве.
Если бы не они — тонуть бы не затонуть в голубой бесконечности, прожариваться до костей, облизывать сок с губ.
Но они.
И я знаю, что параллельные прямые перестанут пересекаться лишь тогда, когда градусник покажет похолодание.