зло и гнарь (с)
Мама занимается раскопками в семейных шкафах, из которых вываливается немалое количество скелетов.
Скелеты сосредоточены в основном в папиной ветке, родословное древо местами до чёртиков туманно, а местами приносит совершенно неожиданные знания.
Например, дед моей бабушки - папиной мамы - оказался довольно известным (Лана уверяет, что даже в школе изучают) латышским поэтом. Его сын, то есть мой прадед, был профессором в Ростовском университете, носил красивую отцовскую фамилию, и был (вполне возможно, что за неё) расстрелян. Прабабушка, как я понимаю, не растерялась, оперативно вышла замуж во второй раз, тем самым защитив себя и маленькую дочь (т.е. мою бабушку) от опасности. Хотя бы сменой фамилии. Сама прабабушка, помимо замужней латышской, имела в закромах ещё девичью еврейскую, поэтому из Рахили Лазаревны стала Раисой Львовной. Её, кстати, я вполне застала, она прожила почти до ста лет, преподавала в университете и не страдала старческими изменениями памяти. Мы с ней активно переписывались, она критиковала (бережно, умело и красиво, как я сейчас понимаю) мою детскую и полудетскую писанину... уже потом я узнала этот тон потомственных интеллигенток, которых было в моей жизни много, эту особую интонацию женщины, имеющей дело с книгами так же охотно и часто, как с кастрюлями на собственной кухне (а то и чаще) и так же могущей составить из слов то борщ, то антрекот, а то и вовсе какое-нибудь немыслимое фондю.
Истории всплывают постепенно, обрастают фотографиями и фактами, попахивают некромантией (оба папиных родителя уже умерли, но другие люди досказывают за них, и новые лица всплывают из времени, как будто проявляясь на гобелене...).
Жизнь очень занимательная штука, очень.
Скелеты сосредоточены в основном в папиной ветке, родословное древо местами до чёртиков туманно, а местами приносит совершенно неожиданные знания.
Например, дед моей бабушки - папиной мамы - оказался довольно известным (Лана уверяет, что даже в школе изучают) латышским поэтом. Его сын, то есть мой прадед, был профессором в Ростовском университете, носил красивую отцовскую фамилию, и был (вполне возможно, что за неё) расстрелян. Прабабушка, как я понимаю, не растерялась, оперативно вышла замуж во второй раз, тем самым защитив себя и маленькую дочь (т.е. мою бабушку) от опасности. Хотя бы сменой фамилии. Сама прабабушка, помимо замужней латышской, имела в закромах ещё девичью еврейскую, поэтому из Рахили Лазаревны стала Раисой Львовной. Её, кстати, я вполне застала, она прожила почти до ста лет, преподавала в университете и не страдала старческими изменениями памяти. Мы с ней активно переписывались, она критиковала (бережно, умело и красиво, как я сейчас понимаю) мою детскую и полудетскую писанину... уже потом я узнала этот тон потомственных интеллигенток, которых было в моей жизни много, эту особую интонацию женщины, имеющей дело с книгами так же охотно и часто, как с кастрюлями на собственной кухне (а то и чаще) и так же могущей составить из слов то борщ, то антрекот, а то и вовсе какое-нибудь немыслимое фондю.
Истории всплывают постепенно, обрастают фотографиями и фактами, попахивают некромантией (оба папиных родителя уже умерли, но другие люди досказывают за них, и новые лица всплывают из времени, как будто проявляясь на гобелене...).
Жизнь очень занимательная штука, очень.
Хотя мужу идея понравилась, он бродит по квартире аки тень отца Хамлета, и изощряется в ономастике с кобро-корнями.
